Сняв рубашку, Кэл намылил лицо и взял в руки бритву. Поначалу, когда он вернулся с войны, тетушкины требования соблюдать этикет за ужином раздражали его и казались глупыми. Но со временем он начал понимать, что упорядоченность существования, подобно бальзаму, излечивала его раны, облегчала боль.
Но теперь, думал он, делая легкие движения бритвой, с появлением Далси вся упорядоченность куда-то исчезла. А вместо нее появилось…
Что же появилось? Его рука застыла в воздухе. Что эта девушка принесла в их жизнь? Осознание того, что даже здесь, на их маленьком островке, невозможно скрыться от правды войны.
Кэл закончил бриться и стер с лица мыльную пену, а потом подошел к окну. Он вернулся домой, чтобы исцелить свои раны. Вернее, не так, поправил он себя, прислонившись к подоконнику. Он вернулся, чтобы спрятаться. Этот остров стал убежищем от реальной жизни. Теперь его заставили вспомнить о кошмарах войны, а он совершенно не хотел этого. Не хотел заботиться о мальчике, который отчаянно пытался быть взрослым. Не хотел видеть страх и муку в глазах девочек. Не хотел смотреть, как юная девушка делится своим мужеством с теми, кто его потерял.
Но больше всего ему не хотелось, чтобы сердце начинало бешено колотиться, когда она заходит в комнату. Он не имел права на подобные чувства, потому что к добру они все равно не приведут. Какая женщина в здравом уме польстится на него – такого, каким он стал сейчас?
На веранде послышались детские голоса, и он поспешно отошел в тень. С другой стороны появилась Далси. Дети выстроились в ряд, и она поправила им ленточки, завязала пояса. Довольная тем, как они выглядят, Далси взяла их за руки и повела дальше со словами:
– Поспешим, скоро ужин, а мы не должны заставлять тетю Бесси ждать.
Кэл застегнул сорочку и натянул сюртук. Он не мог не признать, что с прибытием мисс Далси Трентон и ее оборвышей за ужином стало гораздо веселее.
Тетя Бесси оглядела свежеумытые лица сидящих за столом. Девушки и дети были в новой одежде, найденной на чердаке, а мужчины – в накрахмаленных белых рубашках и темных костюмах, и это делало атмосферу обычного ужина праздничной.
– Я замечаю в вас большие изменения к лучшему.
– Кэл научил меня плавать, – гордо сообщил Натаниэль.
– Сегодня? Неужели? – Тетя Бесси увидела полные обожания глаза мальчика и обернулась к племяннику. Казалось, он никогда еще не чувствовал себя так неловко. Неужели малыш нашел скрытый просвет в стене, которой окружил себя Кэл?
– Ты уже умел плавать, – сказал Кэл. – Я просто помог тебе вспомнить.
Натаниэль улыбнулся.
– Я еще не умею плавать, – сообщила Эмили. – Но Далси сказала, что научит меня, когда я подрасту.
– А я даже учиться не хочу. – От страха у Белль расширились глаза. – Вода темная, и не видно опасностей, которые тебя поджидают.
– Каких опасностей? – поинтересовалась Эмили.
– Большие рыбы – акулы, киты и еще… – она с трудом выговорила: – восьминожки.
Услышав это, Дарв наморщил лоб.
– А кто это – восьминожки?
Маленькая Эмили широко раскрыла глаза:
– Они большие и мохнатые, с усами и с щипцами – схватят тебя и задушат.
Все улыбнулись, но Дарв нашел нужным пояснить:
– Надо говорить – осьминоги. Они не опасны, и у них восемь рук. Это не щипцы, а щупальца.
– А они мохнатые? – спросила Эмили.
– Нет, они гладкие, как угри. Хотите, покажу вам осьминога на картинке?
– Хотим, хотим! – воскликнули дети, радостно хлопая в ладоши.
– После ужина я принесу книжку, и мы посмотрим ее в гостиной.
Далси удивило, с каким удовольствием тихий и застенчивый Дарв разговаривает с детьми. Но еще больше ее удивило, что тетя Бесси не вмешивается, а лишь изумленно наблюдает за младшим племянником.
– Это осьминог. А это кальмар.
Дети столпились вокруг дивана, где Дарв, кивая и вполголоса что-то растолковывая, показывал им картинки в книжке. Он надел очки и от этого стал походить на сову, однако это отнюдь не портило его.
Старлайт, сидевшая с корзинкой для шитья на коленях, удивленно воскликнула, взглянув на картинку:
– Ой, какой страшный!
– На самом деле он вовсе не страшный, – заверил ее Дарв. – Если бы вы с ним встретились в воде, то еще неизвестно, кто бы больше испугался – вы или осьминог.
– Конечно, я, – к общему веселью, сказала Старлайт. – Я бы со всех ног помчалась прочь. Вернее, поплыла.
– И осьминог тоже, – смеясь, ответил Дарв. – Только в противоположную сторону.
– Приятно слышать. – Старлайт продела нитку в иголку и стала подшивать платье тети Бесси. – Дарв, откуда вы столько всего знаете?
– У меня… были хорошие учителя. – Смех в глазах Дарвина внезапно погас, и он захлопнул книгу. – Желаю всем спокойной ночи.
Он встал и направился к двери. Старлайт и дети обеспокоено переглянулись. Когда Дарв вышел, Старлайт нерешительно спросила:
– Я что-то не то сказала, тетя Бесси? Тетя покачала головой.
– Не надо себя винить. Такой у Дарва характер. Ему сейчас надо побыть одному.
– Но смотреть картинки было так весело, – сказала Эмили. – Почему же ему захотелось побыть в одиночестве?
Серьезная маленькая Клара произнесла с недетской мудростью:
– Ты не поймешь, Эмили. Ты помнишь только счастливые времена. Но некоторые из нас еще помнят о плохом. И иногда нам хочется плакать, когда все вокруг смеются.
Эти слова как ножом пронзили Далси.
– У нас всех есть тяжелые воспоминания, Клара. И нет ничего зазорного в том, что мы из-за них плачем.
– Даже взрослые?
– Да. Даже взрослые.
– Тогда почему Дарв не поплачет, чтобы ему стало легче?